«Я тот человек, которому всем хочется поплакаться»

Горы писем на столе. В каждом из них жалобы, просьбы, слезы… Передать, помочь, вернуть… «С начала мобилизации у нас не было ни одного выходного», — говорит Мерзлякова. Как получается вернуть несправедливо мобилизованных и организовать обмен пленными, перевести свердловчан в госпиталь поближе к дому и подарить праздник тем, кто на передовой? Об этом Татьяна Георгиевна рассказала «Уральскому рабочему».

— Татьяна Георгиевна, у вас только что закончился прием. С какими проблемами к вам приходили люди?

— Больше половины — это вопросы мобилизации. К сожалению, есть такие случаи, по которым мы ничем помочь не можем: еще не могут вернуться добровольцы, заключившие контракт на два-три месяца. Указа о демобилизации нет, поэтому люди воюют.

Остальным — помогаем. Решаем разные проблемы, в основном в ручном режиме. Вот она — моя почта. Я, наверное, счастливый человек — мне ничего ни приписывать, ни добавлять в отчеты не надо.

Последнее письмо, которое я подписала, — от бывшего работника «Азовстали». Беженец, не может получить документы. У нас с этой категорией работает Элина Эдуардовна Руденкина — специалист, который раньше занимался правами мигрантов. Сейчас у нее нагрузка возросла втрое. Будем обращаться к нашей коллеге, омбудсмену в ДНР Дарье Морозовой. Поверьте, наверное, 80 процентов ответов, которые мы получаем от нее, нас устраивают. Они находят документы, позволяющие нам обеспечить выплату пенсии, подтвердить профессиональные навыки, продолжить обучение в вузе. Ведь из таких городов, как Мариуполь, люди приезжают без всего.

— Что значит в ручном режиме?

— Мы анализируем обращения, которые приходят на горячую линию по мобилизации (это уже 15 тысяч звонков), письма. Если видим, что есть основания человеку остаться дома, рекомендуем обратиться в родной военкомат и пишем военному комиссару по месту мобилизации. Вопрос рассматривают на своей комиссии, решение отправляют в область, где военком соглашается с выводами. По нашим обращениям — в ста процентах случаев: мы очень внимательно смотрим на начальном этапе, должен ли мужчина быть демобилизован.

Мы открывали мобильные приемные в Елани и 32-м военном городке. Я благодарна приставам, нотариусам, банкирам, которые на начальном этапе нам помогали. Только доверенностей было выписано несколько тысяч — каждый хотел оформить на жену, маму, отца. Третья мобильная приемная открылась в зоне СВО. И в зоне боевых действий стала самой востребованной. Вот письмо — личный номер такой-то, лежит в госпитале в Белгороде, предстоит длительное лечение. Просят, если есть возможность, перевести в госпиталь поближе к дому, чтобы родные могли помогать.

И нашему окружному военному госпиталю № 354 поклон. Сказать, что мы партнеры, — значит ничего не сказать. Друзья. Близкие люди.

Вот, к сожалению, супруга погибшего просит помочь с получением денег. Можно просто читать письма, и станет понятно все. Чем мы занимаемся. И будем заниматься дальше.

— Помимо проблем военнослужащих и мобилизованных, с чем еще приходится помогать?

— Не снизилось за это время количество обращений на проблемы в сфере ЖКХ. Это и переселение из ветхого жилья, и капитальный ремонт, и отношения с УК. Остаются больным вопросом права пациентов. К счастью, по сравнению с пандемийными временами их стало поменьше. Жалобы на действие или бездействие полиции идут в том же объеме. Права осужденных. Это все есть.

— Как у вас и ваших помощников хватает времени справляться с нагрузкой, возросшей в разы?

— С начала мобилизации у нас не было ни одного выходного. Но работают люди. И у нас особый коллектив. Когда я собиралась в зону СВО, командование разрешило мне одного-двух человек взять с собой. Никто не прятался, наоборот — были обиды, что я кого-то не взяла.

— Как происходит возвращение наших ребят из плена?

— Очень тяжелая работа. Этим занимается армия. Идут переговоры. Татьяна Николаевна Москалькова, уполномоченный по правам человека в Российской Федерации, работает с омбудсменом с той стороны. Очень тяжело было с предыдущим, нынешний понимает, что не просто отдает наших ребят, но и забирает своих. Обмен идет по гуманитарному коридору.

Не дай Бог кому-то покажется, что ребенок в плену. Нужно сразу же идти к родному военкому — они знают, что делать. Второе, писать нам. Обязательно имя, фамилия, в какой бригаде служил. Мы научились в течение 30 минут оформлять документы в аппарат Татьяны Николаевны Москальковой. И ждать, когда придет радостная весть: ваш сын (муж, брат, отец) вернулся на родину. Во всех случаях у меня слезы на глазах.

Тяжелые времена. 13 человек наших вернулось. И трое из других регионов. Наши мамочки, которые в соцсетях общаются с родными других военнопленных, почему-то считают, что я очень хорошо работаю, поэтому советуют — пишите сразу Мерзляковой.

— Что тяжелее всего?

— Только мобилизация. На все остальное есть кому подставить плечо. Тяжело обсуждать с военкомом, как вывезти груз 200…

— Вам уже приходилось сталкиваться с проблемами ребят, вернувшихся из зоны СВО?

— Первые уже вернулись. Да, им нужна помощь. Мы это знаем. И серьезно изучаем, что нужно делать, кто этим будет заниматься. Те, кто вернулся из плена, прошли серьезную психологическую помощь в госпиталях в Подмосковье. И здесь, месяц пожив, они часто говорят: «Я возвращаюсь к пацанам». Труднее раненым. И им, и их семьям нужно помогать. И я говорила президенту России — нужны не только меры соцподдержки. Эти ребята не должны себя чувствовать социально уязвимой категорией населения. Они —защитники Отечества. Это самое главное. И пожалуйста, не сочувствуйте, не соболезнуйте, не считайте, что они инвалиды. Просто нам всем надо создать ауру доброты.

— Как поддержать и укрепить боевой дух у наших ребят?

— Не случайно моим представителем в зоне СВО стал Евгений Тетерин — ветеран, который прошел все войны нашего времени. Он, встречаясь с ребятами на передовой, иногда жестковато с ними говорит. Но благодаря его словам, рассказам, как было в Афгане, в Чечне, Сирии, уходит растерянность, приходит понимание.

— У кого эта растерянность сильнее?

— Я думаю, не случайно хотят поднять призывной возраст. Те, кто постарше, оказались более подготовленными. А мальчишки…

Когда я была в Елани, мне наши ребята, свердловчане, говорят: «Очень хорошие приехали томичи. У них есть предложение, может, услышите? Мы к нему присоединяемся». Встретились. Те говорят: «Вы с тремя детьми возвращаете, а надо молодых, нецелованных». И ведь есть в этом своя логика. 

Мне кажется, то, что поднимают призывной возраст, — это понимание того, что совсем молодым трудно адаптироваться. Да и честно говоря, мы вырастили поколение, которое плохо понимает, что такое «подвиг», «родная земля»… Ну и посмотрите, кто идет добровольцам — те, кому за тридцать.

— Как вам кажется, пришло новогоднее настроение к свердловчанам?

— Я отключила мозги от того, что здесь происходит. Это не важно. Знаю, что надо создать новогоднее настроение у наших ребят — тех, кто на передовой. Некоторые наши компании полетели для того, чтобы доставить им подарки. Города отправляют. Важно, что на новогодних елках будут все дети мобилизованных. Важно, чтобы семьи мобилизованных чувствовали заботу.

— Что бы вы пожелали себе в 2023 году?

Испытаний на мою долю точно хватило. Я бы хотела, чтобы испытаний больше не было. А это значит, что наши земляки будут жить спокойно, чувствовать себя защищенными. И забудут мою фамилию. Не будут рваться ко мне на прием. Я бы хотела, чтобы люди понимали — у них есть своя жизнь и ей ничего не угрожает.